Диомед, сын Тидея. Книга вторая - Страница 70

– И... и что он выбрал?

– То, что выберешь ты, Диомед...

– Э-э-э, ванакт Диомед! Зачем отпустил ее, зачем не оставил? Хорошая девушка, правильная девушка, хорошо на тебя смотрела. А уходила – совсем не так смотрела. И я смотрю на тебя, Диомед-родич, смотрю – понять не могу. Умный, вроде, да? Смелый, вроде, да? А если смелый, если умный – протяни руку, ее за руку возьми! Я вот что тебе скажу, только ты не обижайся: глупый ты, Тидид, совсем глупый!

* * *

Я ждал, что наутро в лагере будет плохо. Ошибся. Стало не плохо – стало хуже некуда. Над шатрами реял геройский храп вперемежку с похмельным чадом, Ио-Корова слизнула шершавым языком последних дозорных, а самые ретивые уже вовсю грузили корабли. Воины Гунея Кифийца, радостно подвывая, выбивали подпорки из-под черных дельфинов.

...А ударь, к примеру даже не троянцы, не амазонки – какая-нибудь приблудная разбойничья шайка? Славный котел придумал ты, Приам! Два дня – и мы уже разбиты без всякой драки. Даже если это НЕЧТО – выдумка, разве сможет пьяндыга-Атрид вновь поднять войско, вновь заставить идти на смерть?

Сорвана глотка от крика, ноют разбитые костяшки. К счастью, не все сдурели. Хмурый Аякс побрел на берег – разбираться с излишне резвым Гунеем, мы с Лигероном занялись дозорными, остальные разошлись по шатрам – устраивать побудку с последующим отливанием морской водой.

К полудню утихомирилось, вроде. Да что толку? Будет еще завтра, будет и послезавтра.

А возле Крепкостенной – пусто. Заперты Скейские ворота, недвижны дозорные на высоких башнях. Замерла Троя. Словно и не перемирие, словно вот-вот бой начнется – решающий, главный... А почему собственно, «словно»?

Ждет Крепкостенная... Дни считает, часы, каждый стук капли в клепсидре, каждый удар сердца.

Ждет!

– Агамемнон! Атрид! Проснись! Проснись немедленно! Надо что-то делать... Войско – уже не войско, даже не толпа! Атрид – ты же верховный вождь, ты же воевода! Проснись, дурак козлобородый!

– Д-диомед, ты? А что случилось? Они уже с-сдались?

И снова серые ширококрылые птицы неслышно парят над лагерем. Взмах, взмах, взмах...

Там, где будет труп...

– И чьи это корабли, Идоменей?

– Не знаю, слишком далеко они были. Гнаться мы не стали, у меня только три кимбы на воде. По виду не наши и не троянские. И не финикийские, те не спутаешь. Знаешь, мне показалось, что это корабли из Кеми. Приметные очень, с красными бортами...

– Да брось, откуда тут кемийцы? А вот все остальные... Говорят, корабли Приама совсем рядом, в Геллеспонте...

Почему никто не смотрит на небо? Ведь птицы уже совсем низко, даже клекот слышен – торжествующий, победный. Говорят, мой Дед, мой НАСТОЯЩИЙ Дед, когда-то посылал орла, чтобы тот клевал печень Амирану-Прометею.

А кто прислал этих?

Их не видят – никто, кроме меня, даже Калхант... Но разве трупы могут видеть?

– Да брось, Тидид! Нет там никаких орлов. И троянцев нет, и хеттийцев. Я сам вместе с Фоасом все у Трои этой проклятой оглядел. Мы заставы к самой Ассуве послали – и ничего... Да почему ты такой грустный, Диомед?

– А ты что-то больно веселый, Капанид?

– Я?! Веселый?! Собака ты, вот что я тебе скажу. Она, басилисса моя, всю ночь меня прождала, а я по твоей милости... Знаешь, она о тебе все время расспрашивает, что да как. Вот чуть обвыкнет – поговорите. Она... она хорошая очень!.. Тидид, а ты мне поможешь с моей, которая в Аргосе? Ты же ванакт! Шепни жрецу...

– Стрепсиаду?

– А хоть ему! Сделаем мою... бывшую... э-э-э... дулькой!

Никто не видит серую стаю, никто не слышит орлиный клекот. Так и должно быть, наверное. Не видим, не слышим... Гелен предупреждал не зря, и Цулияс предупреждала не зря.

НЕЧТО!

Почему я не упал к ней в ноги, почему не прижался лицом к ее коленям? Испугался? Проще было поставить ее на место – голую, униженную, оскорбленную. Не простит – она гордая, хеттийская царевна. Она и так подарила мне все, что могла, даже саму себя, даже свой венец.

Что выбрал незадачливый воевода царя Гига?

– Менелай! Нужны твои спартанцы. Все! Надо выставить дополнительных дозорных, и на равнине, и у берега...

– Ты... Ты был в Трое, Тидид? Ты видел ее... Елену?

– Да...

– Какая она теперь? Нет, не говори я сам... седой. Что с нами происходит, Диомед? Мы же старики! А мне только двадцать три... Знаешь, я не вернусь в Спарту. Даже когда... даже если победим, если Елена и я все-таки... Что мне делать дома? Я ведь там чужой, басилей-зять. Зятек... Раньше хоть немного уважали – из-за нее, из-за Елены. Выбрала меня все-таки! А теперь... Всякий... всякая сволочь будет показывать пальцем на меня... на нее... И я буду помнить – каждый день, каждый час. Лучше утонуть в Океане!..

– Есть такая земля – Азия. У тебя осталось войско, у тебя еще достаточно сил. Найди себе страну на кромке мира. Говорят, там есть край, где растут лотосы – цветы забвения...

– Азия... Значит, ты все-таки был там, Тидид? Расскажи!..

Птицы исчезли только на закате, когда сверкающий венец Солнцеликого утонул в Лиловом море. Исчезли – зато пришли ОНИ.

Пес – Дурная Собака Небес – пугливо прятался между лап Орионовой стаи, убежав к самому горизонту, за молчаливо плещущий звездным огнем Эридан, когда-то принявший в свои вечно сонные воды павшего с небес Фаэтона. А правее, точно на юге, под блеском Овна-Золотое Руно, собрались все ОНИ. Красным огнем горел Арей, сине-белым переливалось знакомое око Афродиты, маленький, еле заметный зрачок дяди Гермия весело подмигивал, оранжево горел венец Деда-Зевса, не блекнущий даже рядом с серебристой Селеной-Артемидой.

Крон-мертвец разместился чуток в сторонке – неяркий, сонный, словно Прадеду были уже неинтересны дела земные. Он сделал свое дело, Крон-Время, и теперь просто дремал, прекрасно зная, что вскоре увидит.